Неомарксизм (греч. neos = новый + марксизм = учение Маркса) — это совокупность обновленческих социально-философских и экономических концепций, индивидуальных духовных инициатив, коллективных интеллектуальных проектов, умственных течений ХIХ-ХХ веков в русле идейной традиции, восходящей к Карлу Марксу, которые противопоставили себя прежнему ортодоксальному марксизму как в версии Энгельса-Каутского-Плеханова, так и в версии Ленина-Сталина.

В качестве специального термина слово неомарксизм начинает употребляться в начале ХХ века так, в книге «G.D. Cole The World of Labour» (London, 1913) как неомарксистские квалифицируются взгляды французского мыслителя Жоржа Сореля. В процессе эволюции неомарксизма выделилось несколько интеллектуальных формаций ассимилятивный неомарксизм конца ХIХ — начала ХХ вв., западный марксизм (неомарксизм) 1920-80-х гг., постмарксизм поздних 1980-90-х гг.

После сокрушительного идеологического поражения мирового коммунизма, в том числе еврокоммунизма, в 1970-80-е гг. и распада Советского Союза в 1990-е марксисты (в частности, отечественные) настолько стремительно очистили поле международной дискуссии о теоретическом наследии Маркса, что на этом поле осталось множество трофеев, бесполезных для победителей, но важных для историографов социально-философской мысли ХХ века. Одним из таких трофеев, безусловно, является неомарксизм.

Неомарксизм как новый марксизм наделяется смыслом и адекватно читается лишь в рамках и на фоне своей оппозиции старому марксизму, и только в форме постмарксизма он во многом освобождается от этой внутренней соотнесенности с тем, что Гегель называл свое Иное. Наиболее навязчивое умственное устремление неомарксизма — это деканонизация сперва деканонизация ортодоксального марксизма эпохи II Интернационала, затем — произведений Фридриха Энгельса, в конечном счете — теоретического наследия самого Маркса, которое неомарксизм вписал в проблемный и методологический контекст философии и науки ХХ века. Вообще говоря, неомарксистский бунт против канона марксизма по большому счету отвечал принципиальной установке самого Маркса, который крайне скептически относился к попыткам выделить из своих исследований некую универсальную схему. «Я знаю только, — согласно одному апокрифу заявлял Маркс, — что я не марксист».

Вопреки этой не лишенной злой иронии самооценке Маркса его ученики и последователи под водительством Энгельса и при его литературном участии после смерти гениального исследователя и критика форм сознания довершили то, что начали еще при его жизни а именно, формирование марксистского канона. Генезис первого марксистского канона или марксизма эпохи II Интернационала связан с принятием в Германии в 1878 году антисоциалистических законов и вынужденным перемещением руководящего ядра СДПГ, ее литераторов и теоретиков в Цюрих (Швейцария), ставший своего рода сборным пунктом левой интеллигенции всего мира. В этот период группа теоретиков СДПГ во главе с Энгельсом, из Англии поддерживавшим с ними тесную связь, конституировалась в инстанцию идеологического управления наследием Маркса, фактически монополизировавшую издание и истолкование его текстов (Карл Каутский, Эдуард Бернштейн, Франц Меринг).

Именно под влиянием Энгельса и названной плеяды марксистов, вразрез с Марксовой позицией канонический марксизм все больше приобретал окачествованность метафизической доктрины. Марксистский аналог натурофилософии Шеллинга и Гегеля, Энгельсова «Диалектика природы», опубликованная в 20-е годы ХХ века, сыграла поистине фатальную роль в натурализации диалектики и тем самым — в извращении диалектического метода Маркса.

Присущий теоретическому мышлению Маркса разрыв не только с традиционной философией, но и с классической наукой (главный труд Маркса «Капитал» отнюдь не случайно имеет подзаголовок «Критика политической экономии»), наперед постклассический в этом смысле характер его методологических воззрений гораздо более отчетливо, чем представителями марксистского канона, был осознан на рубеже ХIХ-ХХ веков некоторыми европейскими мыслителями, не принадлежавшими к прозелитическому согласию ортодоксальных марксистов. В это время в Европе и Северной Америке наблюдалась поразительная вспышка интереса к Марксу (повторившаяся затем в 20-е и в 60-70-е гг.). Вот лишь некоторые факты, иллюстрирующие этот феномен. Лекционные курсы о марксизме и социал-демократии в указанный период читают Торстен Веблен — в Чикаго, Бертран Рассел — в Лондонской школе экономики и политических наук, Адольф Вагнер — в Берлине, Эмиль Дюркгейм — в Париже. В России в 90-е гг. ХIХ века одним из ведущих течений общественной мысли становится легальный марксизм, завоевавший на свою сторону лучшие умы Петра Струве, Сергея Булгакова, Николая Бердяева, Семена Франка, Михаила Туган-Барановского и др. В Австро-Венгрии возникла школа австромарксизма. В начале 90-х гг. стал марксистом крупнейший испанский писатель Мигель де Унамуно. Немецкий историк и социолог Макс Вебер внес огромный вклад в прояснение специфики Марксова метода и публиковал в своем «Архиве...» статьи о марксизме и самих марксистов. Иными словами, интеллектуальная Европа периода «fin de siecle» была охвачена неомарксистским поветрием.

Если задаться целью коротко охарактеризовать теоретическое содержание неомарксизма периода «fin de siecle», то нужно прежде всего отметить следующее наиболее выдающимся представителям неомарксизма в ходе международной дискуссии перед Первой мировой войной удалось уточнить эпистемологический спецификум Марксова исторического материализма, реконструировать его методологию в терминах трансценденталистской (неокантианской и отчасти, у Макса Шелера, феноменологической) теории и логики познания, вскрыть специфику первоисходной абстракции, посредством которой исторический материализм из объекта (общественно-историческая действительность) вычленяет свой предмет (по Марксу, категории как формы бытия, определения существования, часто только отдельные стороны исторически конкретного общества как некоей субстанции-субъекта). Особенно многим в этом плане неомарксизм обязан Максу Веберу (1864-1920). Именно веберовская рецепция теоретического наследия Маркса стала отправным пунктом интеллектуальной деятельности следующего, послевоенного поколения неомарксистов, и прежде всего — Георга (Дьердя) Лукача (1885-1971), который был учеником Вебера, очень высоко им ценимым, и членом узкого круга его друзей и единомышленников.

Одной из важнейших черт ассимилятивного марксизма как формы неомарксизма была его интернациональная природа. Подобно тому, как ортодоксальный марксизм эпохи II Интернационала был международным по самой своей сути и разрабатывался теоретиками многих стран Европы, точно так же неомарксизм, — направленное на теоретическое наследие Маркса ассимилятивное усилие умов — не знал государственных границ и не считался с ними. Ситуация, однако, радикально изменилась во время Первой мировой войны и особенно после нее — под влиянием Октябрьской революции, учреждения Коммунистического Интернационала и начатой им в середине 20-х гг. кампании по большевизации западных компартий, по насаждению в них вульгарного ленинизма в качестве единоспасающей идеологии.

Временным рубежом, за которым следует говорить о новой фазе неомарксизма, то есть западном марксизме, является 1923 г., когда с небольшим интервалом вышли в свет две впоследствии легендарные книги «История и классовое сознание» Георга Лукача и «Марксизм и философия» Карла Корша (1886-1961), сразу же ставшие стимуляторами теоретической взволнованности в кругах левой, и не только левой, интеллигенции Европы. Специфический поворот тематизации марксизма этими теоретиками состоял в провозглашении в качестве ее верховного принципа требования применить марксизм к самому марксизму (исторический материализм — к историческому материализму, марксистскую диалектику — к марксистской диалектике). Такая трактовка марксизма удержалась у неомарксистских теоретиков в течение всего ХХ века.

Иными словами, в русле марксистской традиции стало складываться самостоятельное направление, отстаивавшее метамарксистскую концепцию марксизма, в соответствии с которой марксизм как теория выступал, наподобие естественного языка, в роли собственной метатеории. Философский point метамарксизма заключался в попытке построить цельное мировоззрение в рамках исторического материализма, в отказе от всяких разграничительных барьеров между материалистской диалектикой и историческим материализмом. В этом плане показательна формула Лукача — Диалектика и есть теория истории. Метамарксизм радикально историзировал философию, полностью упразднил ее традиционное членение на онтологию, логику, теорию познания и этику, поставив во главу угла диалектику как философию истории и теорию сознания.

Внутренней логикой своей метамарксистской концепции марксизма Лукач был принужден к принципиальному размежеванию с ортодоксальным, каноническим марксизмом эпохи II Интернационала, в том числе в его Энгельсовой редакции Подвергают ли критике решающие для дальнейшего развития теории рассуждения Энгельса в «Анти-Дюринге», считают ли их неполными, наверное, — даже недостаточными или, напротив, классическими, приходится признать, что в них отсутствует именно этот момент (ясность относительно метода диалектики. — С.З.)... Самое существенное взаимодействие диалектическое отношение субъекта и объекта в историческом процессе, — оно даже не упоминается Энгельсом, не говоря уже о том, чтобы поставить его на подобающее ему — центральное — место в методологическом рассмотрении. И далее Ограничение (применимости. — С.З.) метода социально-исторической действительностью является очень важным. Недоразумения, проистекающие из изложения диалектики Энгельсом, по существу вызваны тем, что Энгельс — следуя ложному примеру Гегеля — распространяет диалектический метод на познание природы. Но здесь, в познании природы, отсутствуют решающие определения диалектики взаимодействие субъекта и объекта, единство теории и практики, историческое изменение субстрата категорий как основа их изменения в мышлении, и т.д... В этих высказываниях Лукача из «Истории и классового сознания», ориентированных на знаменитое «Введение к Grundrisse и метод Капитала Маркса», намечена методологическая программа, которой неомарксизм неукоснительно следовал почти 80 лет.

После публикации «Истории и классового сознания» у Лукача появились ученики (Фогараши, Радваньи, Реваи) и последователи на Западе и в Советской России (Валентин Асмус), причем не только среди левой партийной интеллигенции, но и в академических кругах. Одной из первых совместных акций неомарксистов лукачевского призыва стала «Летняя академия» в Тюрингии в начале 20-х гг. В ней, наряду с Лукачем, участвовали Корш, Вейль, Зорге (впоследствии знаменитый советский разведчик), Виттфогель, Фогараши, Поллок и другие. Из числа тюрингских академиков вышли впоследствии ведущие сотрудники Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне, другой колыбели межвоенного неомарксизма.

Ключевая статья книги Лукача «Овеществление и пролетарское сознание» была опубликована в 1923 г. на русском языке в «Вестнике Социалистической Академии» и вызвала оживленный, но крайне неоднозначный отклик в Советской России. Дело в том, что Wirkungsgeschichte (история воздействия) этой работы началась здесь в период острой идеологической борьбы в РКП(б) и Коминтерне, итогом которой к 1924 г. стало формирование нового марксистского канона — канона ленинизма. В этом контексте метамарксистская интеллектуальная инициатива Лукача и его единомышленников была воспринята как нечто чужеродное и подлежащее идеологической репрессии. На V конгрессе Коминтерна председатель его исполкома Зиновьев объявил взгляды Лукача и Корша антимарксистскими, заклеймил как теоретический ревизионизм. Это привело к тому, что на метамарксистскую концепцию марксизма Лукача и Корша в Советской России и Коминтерне было наложено идеологическое табу, а подлинным марксизмом ХХ века был объявлен ленинизм. Точнее — вульгарный ленинизм, каким его представили Иосиф Сталин и его политический соратник в 20-е гг. Николай Бухарин. Все это сделало еще более резкой линию водораздела между вульгарным ленинизмом и неомарксизмом, которую все чаще стали интерпретировать как границу между восточным и западным марксизмом. Начиная с поздних 20-х гг. понятия неомарксизм и западный марксизм все более сближались, порой до неразличимости. Из партийно-коммунистических теоретиков 20-30-х гг. к западному марксизму были близки лидер ИКП Антонио Грамши и отторгнутый Коминтерном голландец Антон Паннекук.

Очередным этапом в теоретической эволюции неомарксизма стало формирование Франкфуртской школы социальной философии, которая сложилась вокруг Франкфуртского института социальных исследований и журнала «Zeitschrift fuer Sozialforschung». Организованный еще в 1923 г. Карлом Грюнбергом при финансовой поддержке богатого хлеботорговца Вайля институт, формально приданный Франкфуртскому университету, в 1930 г. возглавил Макс Хоркхаймер, который привлек туда новых людей и спонсорские, как теперь принято говорить, деньги.

Начальный период в деятельности Франкфуртской школы проходил под определяющим влиянием Макса Хоркхаймера, который задал исследовательскую парадигму этой версии неомарксизма. И прежде всего — в своем знаменитом трактате «Традиционная и критическая теория» и в Добавлении к нему, написанном в связи с появлением дискуссионного отклика другого франкфуртца, Герберта Маркузе, на этот трактат. Хоркхаймер решительно выступил против принявшего форму всеобщего предрассудка убеждения академического сообщества, что образцом научности является математическое естествознание и что, сообразно с этим, все науки делятся на две категории естественные, то есть подлинные, и неестественные, то есть мнимые. В Добавлении Хоркхаймер подытожил свою позицию на этот счет. В моей статье (Традиционная и критическая теория. — С.З.) я указал на различие двух способов познания один был основан в «Discours de la methode» (Рассуждении о методе Рене Декарта. — С.З.), другой — в «Марксовой критике политической экономии». Иными словами, критическая теория, по поводу которой было сломано столько полемических копий патентованными разоблачителями антимарксизма в СССР и ГДР, понималась Хоркхаймером как марксизм в духе самого Маркса.

Сергей Земляной