35.1. Ф. Хайек и экономическая мысль XX в.

В мировой социально-экономической мысли Фридриху фон Хайеку¹ принадлежит особое место не только как одной из центральных фигур экономической науки XX в. и наиболее видному представителю австрийской традиции, но и как мыслителю, противостоявшему интеллектуальному течению своего времени. Как никто другой он подтвердил знаменитую фразу Г. Ибсена о том, что меньшинство может быть право, но большинство всегда неправо. Можно добавить, что не Хайек следовал за эпохой, а эпоха, в конечном счете, последовала за ним. Сегодня имя Хайека — патриарха современной австрийской школы, стало синонимом защиты либеральных ценностей, твердости и непримиримости в борьбе с любыми проявлениями социалистического мировоззрения.

Будучи почти ровесником века, в котором специализация знания достигла апогея, а претензии на универсализм часто оказывались уделом непрофессионалов, Хайек разрабатывал комплексную систему социального знания, в которой общество представало как спонтанный порядок. Живя в эпоху, когда идеи классического либерализма воспринимались как отзвук безвозвратно ушедшего прошлого, а либерализма экономического — как социально вредные, Хайек отстаивал их с последовательностью, если не сказать, непреклонностью. Эту непреклонность нисколько не ослабляло ни то, что он терпел поражения в научных спорах (например, в споре с Кейнсом и его сторонниками в 30-е годы), ни то, что его идеи игнорировались. Напомним, что еще в конце 60-х годов Дж. Хикс имел все основания написать: «Когда история экономической мысли 1890-1930-х годов оказалась написанной, главным персонажем драмы... стал профессор Хайек. Экономические работы Хайека... почти неизвестны современным студентам, и сейчас трудно представить, что было время, когда новые теории Хайека соперничали с новыми теориями Кейнса»².

Хайек был глубоко убежден в правильности базисных положений своей концепции и опасности для общества реализации тех идей, которые он считал ложными. Заметим, что судьба идей Хайека была тесно связана с судьбой австрийской школы, к которой он принадлежал. Во многом благодаря Хайеку эта школа вновь заявила о себе в академическом мире после нескольких десятилетий если не забвения, то по крайней мере умолчания³.

Усиление интереса к идеям Хайека и австрийской школы в целом, которое наблюдается с 70-х годов, связано с рядом обстоятельств:

• разочарованием в идеях социального реформизма в целом и осознание значимости либеральных ценностей, прежде всего индивидуальной свободы;
• разрушением сложившегося в 40-60-е годы консенсуса по проблемам социально-экономической политики: не только усиление сомнений в возможности государства проводить политику, которая не подрывала бы эффективность рыночной системы, но и осознание того, что цели этой политики могут вступать в конфликт с базисными ценностями демократического общества;
• изменениями в воспроизводственном процессе, приведшими к пониманию того, что существование проблемы незанятых ресурсов не устраняет проблемы их ограниченности и эффективного использования, а отсюда и признание того, что макроэкономический подход не является универсальным, даже когда речь идет о решении вопросов практической политики.

В этих условиях верность социальной философии либерализма, принципу методологического индивидуализма и субъективизма, готовность интегрировать в экономическую теорию фактор неопределенности и рассматривать экономические процессы с точки зрения процесса выработки и распространения информации дали сторонникам австрийской школы определенные преимущества по сравнению с представителями других направлений, прежде всего кейнсианского и ортодоксального неоклассического. Не случайно начиная с 70-х годов в разных странах заявляют о себе сторонники и продолжатели австрийской традиции, среди которых следует назвать И. Кирцнера, Л. Лахманна, Дж. Шэкла, М. Ротбада, Н. Барри, С. Литтлчайлда, Г. 0'Дрисколла.

Превратности судьбы австрийской школы проявились и в период, когда, казалось бы, торжествовала главная идея Хайека о нежизнеспособности экономики социалистического типа и оправдалось его предупреждение о том, что общество, в котором принцип естественного порядка подменяется принципом подчинения общественной жизни некоторой цели, утрачивает динамизм и обрекает себя на застой. Но уход социализма с реальной политической арены не стал триумфом теоретических экономических идей Хайека и его сторонников. Более того, что касается так называемых теорий переходной экономики, то независимо от степени радикализма в области политики эти теории в основном опираются на сомнительные, с точки зрения Хайека, методологические принципы, что и предопределило, в конечном счете ошибки политики трансформации.

С некоторой осторожностью можно, однако, сказать, что по мере осознания экономистами неадекватности применяемого теоретического инструментария специфике проблем переходного периода возрастает интерес к некоторым аспектам концепции Хайека, в том числе к его идее об эволюционном характере социальных институтов, ограниченных возможностях экономической науки, неадекватности равновесного подхода задаче анализа изменяющейся экономики, сомнительной ценности макроэкономической теории как основы экономической политики и т.д. Отчасти традиция австрийской школы и Хайека нашла свое проявление в идеях представителей эволюционной экономики и нового институционализма.

Научная деятельность Хайека продолжалась семь десятилетий и затрагивала широкий спектр социальных и гуманитарных дисциплин, включая философию (в том числе эпистемологию и социальную философию), экономику, политологию, право. Ниже мы сосредоточимся на экономической составляющей его системы взглядов, вместе с тем коснемся философского и методологического аспектов в той мере, в какой это необходимо для понимания его экономической концепции.

35.2. Основные положения философии и методологии Ф. Хайека и их значение для экономической теории

Основным гносеологическим тезисом философии Хайека является тезис о принципиальной ограниченности человеческого знания и о том, что это знание не существует в концентрированной форме в виде законченного набора сведений, воплощенных в формулах или цифрах, а «рассеяно» среди людей, каждый из которых обладает частицей этого знания, значительная часть этого знания имеет неформальный, интуитивный характер.

Этот тезис отражает не просто эмпирическую проблему, решения которой можно было бы ожидать по мере совершенствования научных технологий, а непреложный факт реальной жизни.

Как следствие этого тезиса — признание невозможности выработать объективную и всеобъемлющую картину мира и экономики; убежденность в том, что любая конкретная информация о системе, в том числе экономической, хуже и беднее той, которая в ней циркулирует.

Накопленное в обществе знание воплощено в привычках и навыках людей, традициях и нормах, передается в процессе воспитания и воспринимается часто без осознания реального значения тех или иных норм. Но от этого они не становятся менее значимыми для существования общества.

Совокупность норм и институтов формирует социальный порядок, который поддерживается и формируется через целенаправленные действия людей, но сам по себе он не является порождением сознательной воли и не поддается целенаправленному регулированию. Этот порядок возник эволюционным путем, его существование не подчинено какой-либо цели, но он исключительно важен для достижения множества различных целей, которыми руководствуются люди и которые в совокупности никому не известны. Речь идет о так называемом «расширенном, или спонтанном, порядке», исследование которого и представляет, согласно Хайеку, предмет общественной науки в целом.

Эти положения, которые отстаивал Хайек, имели основание в идеях старой австрийской школы. Еще К. Менгер в работе «Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности» (1871) писал, что многочисленные институты «представляют не продукт положительного законодательства или сознательной воли общества, направленной на установление их, а суть неосознанные результаты исторического развития»⁴. Таким образом, речь идет об органической природе социальных институтов.

Важной составляющей органического, или спонтанного, социального порядка является рынок и институты, на которых он непосредственно базируется, прежде всего, институт частной собственности.

Как и социальный порядок, вообще, рынок сформировался естественным путем без какой-либо направляющей силы, но от его существования зависит благополучие всего общества и в том числе гарантии важнейшей социальной ценности — свободы личности, понимаемой с либеральных позиций. Как отмечал один из известных исследователей современной австрийской школы, «рыночный порядок — нечто совершенно отличное от средства, специально созданного, чтобы служить определенным целям. Рыночный порядок просто соединяет конкурирующие цели, служит им всем, но не гарантирует того, какие из этих целей будут достигнуты в первую очередь, т.е. в рамках рыночной системы отсутствует какая-либо единая шкала ценностей. Так как рынок не преследует какие-либо определенные цели, мы не можем критиковать его за то, что некоторые цели не достигнуты. Значение рынка в том, чтобы увеличить наши возможности в достижении наших собственных целей»⁵.

Исследование рынка как системы добровольного обмена, или каталаксии, Хайек объявил целью экономической науки. Более того, именно существование этого порядка, по мнению ученого, и делает возможным научный анализ.

Философский базис австрийской школы неразрывно связан с ее методологическими принципами: субъективизмом, априоризмом и методологическим индивидуализмом.

Поскольку задачи экономической науки представители австрийской школы видят в объяснении хозяйственного спонтанного порядка, экономическая наука предстает как наука теоретическая, призванная установить качественные закономерности между простейшими элементами реальных явлений хозяйственной жизни человека.

Несколько упрощая, субъективизм как принцип анализа хозяйственных явлений можно свести к следующим положениям:

• экономические субъекты действуют на основе собственных (несовершенных и ограниченных) представлений о текущей ситуации и возможностях, которые перед ними открываются;
• они ориентированы на будущее, которое никому достоверно не известно, также как и последствия действий, предпринимаемых людьми;
• оценки и представления людей различны в силу различия предпочтений, знаний и информации, которой они располагают;
• представления и оценки могут быть ошибочными в силу неверной оценки ситуации на основе ошибочных теоретических знаний, недостоверности или неполноты информации и т.д.;
• люди реагируют на собственные просчеты, изменяя свое поведение, при этом реакция людей определяется не только и не столько фактами, сколько их представлениями и убежденностью относительно того, что они считают правильным.

И представители старой австрийской школы, и еще в большей степени «новые австрийцы» не отрицают существования объективно измеряемых фактов в естественных науках. Что касается общественных наук, то здесь ситуация иная. Общественные науки имеют дело не с отношениями между вещами, а с отношениями между людьми. «Главным объектом человеческих действий являются не объективные факты, как они понимаются в естественных науках, а представления о них»⁶. Отсюда следует, например, отрицание объективной природы стоимости.

Априоризм предполагает, что наука, изучающая социальные явления, основывается на некоторых аксиомах относительно поведения индивидов, и эти аксиомы получены интуитивно, на основе интроспекции. Законы, выведенные на базе этих аксиом, также являются априорными.

Опираясь на принцип априоризма, Мизес выдвинул идею праксеологической науки, представляющей собой логику соотнесения целей и средств на основе принципа максимума рациональности. Как чисто логическая конструкция, она имеет дело только с аналитическими суждениями, которые, как подчеркивал Мизес, не могут быть подвергнуты эмпирической оценке. Тем не менее он утверждал, что праксеология и без добавления эмпирических гипотез способна дать адекватное знание реальности, поскольку она исходит из умозаключений, которые он назвал «сущностью действий»⁷.

Сегодня праксеология как общий исследовательский подход австрийской школы выдерживается не столь последовательно, как это предлагал Мизес. Предпринимаются попытки ограничить круг априорных гипотез, некоторые из интроспективных представлений о поведении человека подвергнуть эмпирической проверке. Так, И. Кирцнер предлагает к априорным утверждениям относить только гипотезу рациональности, все же остальные считать эмпирическими₈. Еще дальше в ревизии методологических принципов Мизеса пошли 0'Дрисколл и Риццо, которые пытались даже предложить новый принцип построения экономической теории — так называемый «принцип динамического субъективизма», в основе которого лежит представление о недетерминированности будущих событий, необратимости экономических процессов и невозможности трактовать их в терминах вероятностей⁹.

Вместе с тем общим моментом для методологических разработок австрийцев по-прежнему остается критическое отношение к так называемому сциентизму — перенесению методов естественных наук на исследования общественных явлений без учета принципиального различия между последними и явлениями физического мира. Отличия социальной реальности от физического мира прежде всего связаны, как отмечал Хайек, с тем, что в социальном мире действуют индивиды, преследующие свои цели, воспринимающие и оценивающие происходящее и в зависимости от оценок изменяющие свое поведение. Признание этих особенностей заставляло Хайека подвергнуть критическому пересмотру целый ряд весьма распространенных в 30-е годы и популярных сегодня методологических представлений, в том числе о значимости эмпирических исследований и в связи с этим о содержании прогноза и его значении при оценке теории. Хотя есть некоторые основания считать, что в известной статье «Экономика и знание» (1937)¹⁰ Хайек сделал шаг в сторону признания принципа фальсифицируемости (см. гл. 41) и значения эмпирической составляющей знания и тем самым пытался побудить Мизеса несколько ослабить принципы праксеологии, книга «Контрреволюция наука» (1951)¹¹ не позволяет усомниться в том, что для Хайека теоретическое знание всегда оставалось исходным по отношению к знанию эмпирическому.

Эта осторожная позиция в отношении эмпирического знания проявилась в понимании Хайеком существа и значения прогноза. Он не считал, что значение теории определяется ее способностью к прогнозированию, а надежность прогноза является наилучшим критерием ее истинности. Вместе с тем в прогнозировании Хайек видел важную функцию теории. Однако он иначе, чем большинство экономистов, понимал сущность прогноза. С точки зрения Хайека, и здесь с ним солидарны современные австрийцы, прогноз — это не оценка конкретных значений каких-либо показателей, а предположение о вероятном направлении развития событий. Это так называемый pattern prediction.

Таким образом, наука не должна отказываться от оценки будущего развития событий, но она не может и не должна давать конкретных числовых ориентировок. (Подобное осторожное отношение к прогнозу в чем-то напоминает позицию Н. Кондратьева, см. гл. 28.)

Третьей составляющей методологии австрийской школы является принцип методологического индивидуализма, или атомизма, который означает, что социальные феномены являются производными от независимых индивидуальных действий¹². С точки зрения строгого методологического индивидуализма не может быть никакого иного представления о народном хозяйстве, кроме как О совокупности индивидуальных хозяйств, которая есть результирующая «всех бесчисленных единично-хозяйственных стремлений»¹³. С этих позиций критикуется принцип методологического холизма, который исходит из социальных целостностей, качественно отличающихся от формирующих их хозяйственных единиц. Если для Менгера подобный принцип был связан с исторической школой, то для современных австрийцев — со школами, в которых господствует макроэкономический подход.

С точки зрения австрийцев, холизм не только методологически и теоретически неверен, но и социально опасен, так как в конечном счете он открывает дорогу социальному конструктивизму и экспериментаторству. Анализ взаимосвязи между методологическим подходом, теоретическими построениями в рамках макроэкономики и основными принципами современной системы регулирования экономики, а также между методологическими и философскими представлениями и различного рода социалистическими концепциями и политическими действиями по их реализации — эта тема пронизывает все научное наследие Хайека¹⁴.

35.3.Экономическая теория как проблема координации

Представление об экономике как о системе координации определяет круг проблем, которые находятся в центре внимания Хайека, а также содержание таких базисных экономических понятий, как равновесие, рынок, цены, конкуренция, предприниматель.

Сосредоточенность на проблеме координации означает повышенный интерес к исследованию механизмов, обеспечивающих согласованность действий экономических субъектов. Проблема согласования имеет два взаимосвязанных аспекта: пространственный, предполагающий, что экономика реагирует на возмущения изменением структуры производства и потребления и уже как следствие этого агрегатных величин; и временной, предполагающий, что решения, которые участники хозяйственного процесса (прежде всего инвесторы) принимают в данный момент, отражают их представления о возможных в будущем действиях других участников. То обстоятельство, что производство товаров требует времени, придает процессу адаптации временную протяженность, это увеличивает вероятность ошибок в процессе координации, причем ошибки имеют кумулятивный характер.

Внимание Хайека и австрийской школы в целом к проблемам структурной координации является отличительной чертой этой школы по сравнению с макроэкономическими теориями, а внимание к временному аспекту координации отличает подход австрийцев от подхода других представителей классического маржинализма и в то же время указывает на их близость шведской школе. Не случайно именно Мюрдаль и Хайек в конце 20-х — начале 30-х годов опубликовали новаторские работы в области межвременного равновесия (см. гл. 13).

Представив проблему координации как предмет экономической науки, Хайек тем самым определил и основные теоретические блоки и тематические узлы экономической теории. Прежде всего речь идет о ценах как эффективной информационной и коммуникационной системе и о теории цен, призванной показать механизм адаптации системы цен к внешним возмущениям; о капитале как сложной структуре, состоящей из неоднородных индивидуальных капиталов, и о теории капитала, описывающей механизм адаптации в рамках этой структуры; наконец, о деньгах, как о связующем звене между настоящим и будущим, и теории денег, как призванной объяснить взаимосвязь между изменениями структуры цен, которые отражают изменения в структуре капитала, производства и потребления, и изменениями массы денег в обращении, которые отражают политические решения, иными словами, взаимосвязь между относительными и абсолютными ценами.

Среди проблемных блоков, привлекавших внимание Хайека, следует назвать также теорию цикла, в которой соединились представления Хайека в перечисленных выше областях при выяснении причин и характера сбоев в процессе координации, а также исследования влияния кредитно-денежной политики на этот процесс.

Хайек особым образом трактовал целый ряд базисных понятий экономической теории, таких, как цены, капитал, деньги. Этот список следует дополнить понятиями равновесия и конкуренции.

Несмотря на видимую близость австрийской школы и неоклассики, австрийцы критиковали трактовку равновесия как идеального состояния экономической системы, в котором именно в силу его идеальности отсутствуют стимулы к изменению и развитию. При этом можно выделить два взаимосвязанных и взаимодополняющих направления критики. Для первого, начало которому положил Мизес, характерно возражение прежде всего против статического подхода к равновесию, подмены идеи рыночного процесса идеей состояния рынка¹⁵. По существу речь идет о призыве отказаться от механистической картины мира, идущей еще от Смита и нашедшей свое воплощение в модели Вальраса.

Для другого направления характерны повышенное внимание к проблеме знания и информации и призыв отказаться от предположения о совершенном знании экономических субъектов, которое означает, что участники рынка знают равновесные цены еще до совершения сделок. Австрийцы полагают, что невозможно априори определить равновесие, т.е. назвать равновесные цены и количества обмениваемых по этим ценам благ, так как равновесие в сложной системе неотделимо от процесса ее функционирования, и не существует внешнего наблюдателя, способного определить, является ли то или иное состояние равновесным. Мизес вообще ставил под сомнение ценность принципа равновесия как аналитического приема¹⁶. Хайек же считал его ограниченно приемлемым. Он рассматривал знание как субъективное и, следовательно, полагал, что получение нового знания неизбежно ведет к пересмотру индивидуальных планов. Отсюда он делал вывод о возможности оценивать то или иное состояние только на уровне субъекта, а не сложной системы в целом, а следовательно, и о применимости понятия равновесие только к анализу поведения субъекта¹⁷.

Оба направления критики соединяются, когда рассматривается связь между равновесным подходом и идеей централизованной экономики, оба согласны с тем, что принцип равновесия в обычном его понимании несовместим с основополагающими ценностями демократии и рыночной экономики, если последняя рассматривается как спонтанный порядок.

Для австрийцев равновесие — это некая согласованность типов поведения субъектов и их представлений, которая проявляется в определенной согласованности действий. Причем речь идет не о результате действий, а о тенденции, складывающейся в процессе обмена деятельностью, которая является выражением творческой активности человека.

Рыночный процесс как процесс распространения знания неотделим от процесса конкуренции, который австрийцы трактуют не как отношение между агентами, характерное для так называемой совершенной конкуренции, а как процесс продвижения вперед, или процедуру «открытия», «обнаружения» нового — новых возможностей и предпочтений, а также способов их удовлетворения. В каком-то смысле конкуренция — это суть механизма координации, распространения и освоения знания¹⁸. При таком подходе на первый план выступает не разрушительный аспект конкуренции, а динамический, нацеленность в неизвестное будущее, продвижение к которому неотделимо от риска.

«Конкуренция, — писал Хайек, — представляет ценность только потому и в той мере, в какой ее результаты непредсказуемы и в целом отличны от тех, на которые кто-либо рассчитывал или мог рассчитывать... Эффект конкуренции состоит в том, что некоторые ожидания не оправдываются, а намерения не реализуются»¹⁹. Именно это представление о конкуренции, как считают некоторые исследователи, и способствовало повышению интереса к австрийской школе: «В этом контексте австрийскую школу следует отличать от более формальных, или подчиненных математике, теорий, так как она подчеркивает роль, которую нацеленные на поиск нового предприниматели играют в систематических рыночных процессах, в которых они участвуют, стремясь согласовать свои действия в мире, где господствует незнание и отсутствует равновесие»²⁰. Отсюда и специфическая трактовка прибыли как связанной не с определенным фактором производства, а со способностью человека к творчеству в условиях неопределенности²¹.

35.4. Вклад Хайека в развитие теории цен, капитала, цикла и денег

Функционирование рынка неотделимо от процесса формирования, распространения и использования знания. Большая часть знания, необходимого хозяйствующим субъектам, воплощена в ценах, которые являются главными информационными сигналами в сложной системе — экономике. Система цен у Хайека — это информационно-коммуникационная сеть. Цены несут оперативную, обширную и компактную информацию, они являются сигналами, на которые реагируют индивиды, часто не вникая в сущность происходящего. Цены — это не справедливое вознаграждение за прошлые усилия, а свидетельство полезности блага с точки зрения разных людей, а не каких-либо внешних критериев²².

Как уже отмечалось выше, в теории Хайека признается важность фактора времени, что означает наличие временного измерения у планов экономических субъектов и прежде всего производителей, а также временной протяженности процесса производства. Одновременно признается, что используемый в экономике капитал не является однородным, а представляет собой сложную структуру отличающихся по целому ряду характеристик капитальных активов. Межвременная координация, в той части, в какой она имеет отношение к области производства, имеет несколько аспектов: во-первых, производитель формирует производственный план с учетом будущего спроса и имеющихся ресурсов; во-вторых, он определяет структуру капитальных активов и объем используемого сырья, необходимых для реализации плана; в-третьих, все эти планы посредством рыночного механизма согласовываются между собой и с наличными ресурсами, причем это происходит и в начальном периоде, и по мере реализации производственных планов. Степень координации межвременной структуры капитала проявляется по мере реализации производственных планов. Возможно, что в какой-то момент количество и качество наличного сырья не будут соответствовать сложившейся структуре капитала. Это проявится в изменении цен на сырье и приведет к необходимости пересмотреть производственные планы, что сопряжено с трудностями вследствие особых характеристик капитальных активов и взаимосвязанности между ними. Среди этих особенностей, или характеристик, Хайек выделял специализацию, воспроизводимость, длительность, замещаемость и дополняемость²³.

Все эти особенности в их конкретном воплощении определяют характеристики производства в целом, в частности так называемую степень его «окольности», или длительности, т.е. времени, в течение которого ресурсы оказываются связанными в процессе производства данного товара. Если достигается согласованность в экономике в целом, степень «окольности» соответствует ставке процента. Если рассматривать процент как показатель степени предпочтения настоящих товаров будущим, можно в этом случае утверждать, что рынок приводит структуру производственного процесса в соответствие с межвременными предпочтениями людей. Как это происходит, зависит от того, каковы характеристики капитала.

В работе «Цены и производство» и «Денежная теория и торговый цикл» и в ряде других работ 30-х годов Хайек показал, что межвременная координация, т.е. выравнивание спроса и предложения ресурсов, используемых на различных стадиях процесса производства, взятого в целом, осуществляется, если цены как информационные сигналы адекватно отражают предпочтения людей, в том числе потребления в будущем по сравнению с настоящим. Координация, о которой идет речь, и есть равновесие, понимаемое как процесс, а не как состояние. Этот процесс сопряжен с отклонениями, вызванными изменениями предпочтений и приобретающими циклический характер в силу того, что процесс адаптации структуры производства и капитала требует времени и сопряжен с рядом ограничений. Однако существуют и другие источники возмущений. Деньги и банковский процент находятся под контролем регулирующих органов, способных деформировать систему цен и тем самым вызвать неадекватные изменения структуры производства. Здесь мы переходим к другим составляющим концепции Хайека — денежной теории и теории цикла. Напомним, что свои представления о циклических процессах в экономике Хайек впервые изложил в начале 30-х годов в ходе его полемики с Кейнсом (см. гл. 29).

«Кратко теорию денег Хайека можно определить как интеграцию идеи денег как средства обмена и представления о системе цен как о коммуникационной сети»²⁴. В полном соответствии с методологическими установками австрийской школы, прежде всего принципом методологического индивидуализма, Хайек отказался от рассмотрения проблемы денег через призму соотношения между массой денег в обращении и объемом осуществляемых с их помощью сделок. Тем самым он пересмотрел и задачу теории денег, которая в духе количественной теории часто определяется как исследование механизма воздействия массы денег на общий уровень цен, или определение факторов, влияющих на покупательную способность денег. Хайека же волновало то, каким образом деньги могут влиять на процесс координации экономической деятельности. И здесь его внимание обращено не на изменение общего уровня цен в результате, например, увеличения денежной массы по отношению к агрегированному показателю объема производства, а на механизм проникновения денег в экономику, который затрагивает систему цен.

Хайек не прибегает к хрестоматийной схеме, предполагающей, что однажды в карманах экономических субъектов оказывается дополнительное количество денег, причем у всех в одинаковой пропорции, а затем в процессе их расходования изменяется общей уровень цен, доходов и, возможно, в некоторых случаях производства, и в то же время пропорции, в том числе и ценовые, остаются неизменными. Он исследует так называемый эффект инъекции, или впрыскивания, денег, суть которого состоит в том, что дополнительные деньги поступают в экономику таким образом, что у одних агентов и на одних рынках они оказываются скорее, чем на других. Результатом подобной неравномерности является изменение относительных цен, т.е. тех сигналов, которыми руководствуются производители при формировании производственных планов, а следовательно, изменения в аллокации ресурсов. Именно в этом воздействии денег Хайек видел смысл выражения того, что деньги не являются нейтральными.

Важно подчеркнуть, что отрицательное воздействие роста денежной массы на экономику возможно даже в том случае, если общий уровень цен остается неизменным. Поэтому, с точки зрения Хайека, инфляция представляет собой процесс искажения структуры цен и как следствие этого — увеличения их общего уровня. Неизбежность искажения определена институциональной структурой экономики (следствием которой является недостаточная гибкость некоторых цен), а также тем воздействием, которое на цены оказывают процессы, инициированные изменением процентной ставки. Последнее обусловлено тем, что спрос и предложение ресурсов, используемых в производствах, занимающих различные места во временной структуре производства, по-разному реагируют на изменение процентной ставки. Так, ее снижение стимулирует перераспределение ресурсов в сторону добывающих отраслей, т.е. на более низкие стадии в структуре производственного процесса.

Если изменение процентной ставки отражает сдвиги во межвременных предпочтениях людей, тогда процесс координации получает новый импульс, и, хотя процесс адаптации к новым предпочтениям может быть сопряжен с кризисными явлениями, в конечном счете структура производства придет в соответствие с этими предпочтениями. Однако поскольку процентная ставка находится под воздействием органов регулирования и последние могут устанавливать ее, исходя из политических соображений, например, стремясь повысить инвестиционный спрос, процентная ставка может стать ложным сигналом о межвременных предпочтениях экономических агентов. В результате структура цен, прежде всего соотношение цен между капитальными активами и предметами потребления, деформируется, а вслед за нею и структура производства. Например, когда ставка снижена, цены капитальных активов оказываются завышенными относительно цен на предметы потребления, слишком много инвестиций будет направлено в отрасли, дальше всего «отстоящие» от производства предметов потребления. Это и есть, с точки зрения Хайека, искусственно созданный бум, характеризующийся неравномерным ростом цен и производства и, таким образом, создающий предпосылки для кризиса²⁵.

При такой трактовке кризис — это результат не недостаточного спроса, прежде всего инвестиционного, а избыточного инвестиционного спроса по сравнению с потребительским, возникшего вследствие кредитных вливаний и ведущего к структуре производства, которая противоречит истинным предпочтениям людей относительно соотношения их текущего и будущего потребления. Подобно структуре производства, деформированной оказывается и структура занятости — в пользу производств, далеких от производства предметов потребления. В условиях кризиса безработица затрагивает их в наибольшей степени.

35.5. Принципы и границы экономической политики

Структурный подход Хайека к проблемам денег и цикла предопределил критическое отношение как к антикризисной политике кейнсианской ориентации, так и к антиинфляционной монетаристской, поскольку обе основывались на макроэкономическом видении экономических процессов, которое игнорировало наиболее существенные, с точки зрения Хайека, процессы — аллокационные.

Претензии Хайека к политике, которую принято называть кейнсианской, дополнялись и его отрицательным отношением к практике подчинения экономики политическим целям. Он полагал, что выбор между инфляцией и безработицей — это арена политической борьбы, что в действительности выбор осуществляется между политической целесообразностью и экономической необходимостью. Как правило, политическая целесообразность одерживает победу, причем, сделав подобный выбор однажды, политики попадают в западню, когда с каждым разом возвращение к экономическим приоритетам становится все труднее. В результате этого политика «точной настройки» воспроизводит инфляционный фон²⁶.

До середины 70-х годов выход из подобного тупика Хайек связывал с изменением принципов действия центральных органов (в первую очередь центрального банка), прежде всего отказом от следования политическим целям в ущерб экономическим, без ограничения их возможности регулировать объем денежной массы и кредита. Однако когда ситуация зашла слишком далеко и ученый понял, что «политическая нейтральность» центрального банка эфемерна, он поставил вопрос о подрыве монопольного положения центрального банка в деле эмиссии платежных средств. Речь шла о так называемой денационализации денег — предоставлении на конкурентной основе права частным финансовым институтам осуществлять эмиссию хороших платежных средств в отличие от не очень хороших, которые предлагает монополист — государство²⁷.

Идея денационализации денег, так же как и критика Хайеком осуществлявшейся в течение многих лет политики борьбы с инфляцией и безработицей, в конечном счете является отражением его представления о роли государства и о необходимости его подчинения интересам граждан. В самой общей форме принцип участия государства в экономической жизни, согласно Хайеку, сводится к тому, что государство должно создавать структуры, обеспечивающие людям наилучшие условия для реализации их собственных целей. Отсюда следует, что важны не только и не столько масштабы вмешательства как таковые, сколько направленность этого вмешательства. Поэтому, говоря о Хайеке как о противнике активного государственного вмешательства, мы должны иметь в виду, что плохим может быть не только большое государство, но и не выполняющее своих задач маленькое.

Значение идей Ф. Хайека и австрийской школы в целом для современной экономической науки определено прежде всего тем, что они предлагают перспективу преодоления ограниченных рамок mainstream economics в целом и равновесного подхода в частности, прежде всего в той области, которая связана с неопределенностью, ограниченностью информации, несовершенством знания, необратимостью времени и т.д. Разумеется, тот факт, что теоретические построения австрийцев лишены привлекательной для современных экономистов степени формализации построений, затрудняет борьбу с ортодоксией. Но возможно, именно последней придется изменить своим принципам не столько даже под влиянием австрийских идей, сколько реагируя на вызовы времени. Ирония истории состоит в том, что ушедшая когда-то в тень австрийская традиция оказалась более подготовленной ответить на эти вызовы сегодняшнего дня. Не случайно именно австрийская школа оказалась идейно и методологически наиболее близкой новейшим течениям в области теории, прежде всего так называемой эволюционной экономике.

¹ Фридрих Август фон Хайек (1899-1992) родился в Вене в семье с глубокими академическими традициями: не только отец, но и оба деда были профессорами ведущих университетов Австрии, профессорами стали и оба его брата. После года военной службы поступил в Венский университет, где изучал право, философию, психологию, политэкономию. Среди его преподавателей — Ф. Визер и О. Шпанн, а среди соучеников — Г. Хаберлер, Ф. Махлуп, О. Моргенштерн. По окончании университета получил докторскую степень в области права, а затем политических наук. Под началом Л. Мизеса работал в Правительственном управлении по урегулированию предвоенной задолженности. 1923/24 учебный год провел в Колумбийском университете, где слушал лекции У. Митчелла и посещал семинар Дж. Б. Кларка. По возвращении в Вену совместно с Мизесом организовал Институт по изучению деловых циклов, где работал до отъезда в 1931г. по приглашению Л. Роббинса в Лондонскую школу экономики. В 30-е годы Хайек принимал активное участие в дискуссии с Дж. М. Кейнсом и его сторонниками по проблемам теории денег, цикла и капитала, что нашло отражение в таких его работах, как «Цены и производство» (1931), «Чистая теория капитала» (1942); а также вместе с Мизесом выступил против О. Ланге и А. Лернера по проблемам экономических расчетов и рыночного социализма. Критические статьи Хайека по проблеме социализма вошли в его книгу «Индивидуализм и экономический порядок» (1949).
Важной вехой интеллектуальной биографии Хайека, отчасти изменившей направление его исследований, было знакомство в середине 30-х годов с работами К. Поппера, а затем и личное знакомство со знаменитым философом, положившее начало их продолжавшейся десятилетия дружбы. В первой половине 40-х годов изменяется направление исследовательской деятельности Хайека — в центре его внимания оказываются проблемы методологии социальных наук, философии знания, права, а также проблема свободы. Начало этого этапа было отмечено знаменитым памфлетом «Дорога к рабству» (1944), в котором в период общего увлечения социалистическими идеями, в том числе и в области экономики, звучало напоминание об опасности забвения некоторых базисных принципов свободного общества.
В 1950 г. Хайек переехал в США и в течение 12 лет работал в Чикагском университете, где встречался с Ф. Найтом, М. Фридменом, Дж. Стиглицем. По возвращении в Европу работал в университетах Фрайбурга (ФРГ) и Зальцбурга (Австрия). В 1974 г. одновременно с Г. Мюрдалем был удостоен Нобелевской премии по экономике, таким образом был отмечен его вклад в развитие теории денег и экономических колебаний, сравнительный анализ эффективности различных экономических систем, а также исследования в области правовых основ экономической системы. Наиболее значительные его работы этого периода: «Контрреволюция науки» (1952), «Конституция свободы» (1960), «Исследования в области философии, политологии и экономики» (1967), «Право, законодательство и свобода» (в трех томах, 1973-1979), «Фатальная самонадеянность» (1988).
² Hicks J. R. The Hayek Story // Hicks J. Critical Essays in Monetary Theory. Oxford, 1967. P. 203.
³ О последнем свидетельствует, например, тот факт, что в 30-е годы упоминание о ней исчезло даже из такого авторитетного издания, каким была энциклопедия «Palgrave».
⁴ Менгер К. Исследования о методе социальных наук и политической экономии в особенности. СПб., 1894. С. 188-189.
⁵ Butler E. Hayek, His Contribution to the Political and Economic Thought of Our Time. L., 1983. P. 44.
⁶ Shand A. The Capitalist Alternative: An Introduction to Neo-Austrian Economics. Brighton, 1984. P. 3.
⁷ Caldwell B. J., Boehm S.(ed.) Austrian Economics: Tension and New Directions. Boston etc., 1992. P. 221.
⁸ Kirzner I. M. On the Method of Austrian Economics // The Foundations of Modern Austrian Economics. Kansas City, 1976.
⁹ O'Driscole G. R. Rizzo M. J. The Economics of Time and Ignorance. Oxford, 1985.
¹⁰ Hayek F. Economics and Knowledge // Economica. 1937. Feb.
¹¹ Hayek F. The Counter-Revolution of the Science: Studies on the Abuse of Reason. Glensoe (111.), 1952. Ch. 3.
¹² Witt U. Turning Austrian Economics into an Evolutionary Theory // Austrian Economics: Tension and New Directions. Boston etc., 1992. P. 227.
¹³ Менгер. Указ. соч. С. 82, 221.
¹⁴ См., например: Hayek F. A. New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas. L., 1978. Ch. 1; The Counter-Revolution of Science. Indianapolis, 1979. Ch. 4; Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10-12.
¹⁵ См., например: Lachmann L. M. Capital, Expectations and Market Process: Essays on the Theory of Market Economy. Kansas City, 1977. P. 181-193.
¹⁶ Mises L. (1949) Human Action. Chicago, 1966. P. 244-250.
¹⁷ Shand A. H. Op. cit. P. 38.
¹⁸ Хайек Ф. Конкуренция как процедура открытия // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 12.
¹⁹ Hayek F. A. New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas. L., 1978. P. 180.
²⁰ Garrison R., Kirzner I. Hayek, Fridrich August von // New Palgrave. L., 1989. P. 611.
²¹ Shand A. H. Op. cit.; Reekie W. Market, Entrepreneurs and Liberty: An Austrian View of Capitalisim. Brighto, 1984.
²² Butler E. Op. cit. P. 48-50.
²³ Hayek F. The Pure Theory of Capital. Chicago, 1941.
²⁴ Garrison R., Kirzner I. Op. cit. P. 612.
²⁵ Barry N. P. Hayek's Social and Economic Philosophy. L., 1979. P. 156-160.
²⁶ Hayek F. A Tigre by the Tail. L., 1972.
²⁷ Hayek F. Denationalization of Money. L., 1976.

Автономов В.С. История экономических учений: Учебное пособие. — М.: ИНФРА-М, 2002.